Достойны воспевания

Александр Мелихов. Фото Арины Обух

– Александр Мотелевич, а это правда, что в петербуржцы вас крестила река Нева?

– Да, это было, когда я поступал в университет. Помню, увидел всю эту красоту: Исаакиевский собор, Неву, Адмиралтейство… Рехнулся от мысли, что, оказывается, всё это существует. И Медный всадник существует, которого я только в кино видел, на заставке «Ленфильма», в прожекторных лучах. И вот тут он во плоти появился. Я настолько ошалел, что бросился к Неве, и меня окатил проходящий катер. Окропил меня Невой. И, да, для меня это было крещение в ленинградцы. Кстати, «Ленинград» звучало не хуже, чем «Петербург». Как-то «Ленина» не слышал никто в этом. <...>

«Нева» бурлила с самого начала. Хотя вместе с классиками печатались и неклассики, не будем этого скрывать.

А где-то с конца восьмидесятых началось, можно сказать, наводнение: тираж взлетал под миллион. И казалось, это будет вечно. Что создавало тираж? Например, роман Дудинцева «Белые одежды». Про чудовищную борьбу с генетиками.

Тогда все упивались разоблачениями. Их было немало. И не хочу сказать, что я был умнее прочих, я тоже упивался. Мнилось, что эту правду мы говорим про партию, а не про себя. В этом всё дело. А потом оказалось, что мы одновременно стреляли и в себя.

Но теперь-то я понимаю, что перестройка заключалась не в том, что мы строили что-то новое, мы просто расправлялись со старым. Никаких планов или новых идей не было. Рынок победил. Но литература не рыночная ценность.

– Литераторы, как известно, умеют писать, а считать не очень… Ведь когда-то редакция «Невы» располагалась на Невском проспекте, в историческом доме, в котором до «Невы» находились редакции журналов «Вокруг света», «Пионер», «Крокодил», ленинградские отделения газет «Правда», «Комсомольская правда», «Пионерская правда». Много было «правд»...

– Да. Впервые я пришёл в редакцию в конце 70 х. Помню парадную лестницу, мраморные камины, огромный холл, над которым плафон с росписями... А у главного редактора Бориса Никольского был кабинет с эркером, который выходил на Дворцовую площадь – прямо на Зимний дворец. Всё это было роскошно, конечно. Но, увы, мы утратили это здание, потому что, как вы заметили, большинство литераторов плохо считают деньги… Сейчас там, по-моему, пустое помещение. Иногда прохожу мимо, не вижу там ни огонька. <...>

– Как я понимаю, ваше «крещение» в писатели состоялось в «Неве». То есть первый рассказ был опубликован именно там.

– Да, рассказ назывался «В родном углу». Самуил Лурье прочитал, позвонил мне и произнёс такие слова, которые я не решаюсь повторить, это было бы нескромно с моей стороны. А до этого мои рассказы не брали. Помню, редакторы меня спрашивали: «А почему вы, будучи математиком, стали заниматься литературой?..» Что тут ответишь?.. Был ещё такой случай (в другом журнале), когда мой рассказ отвергли за то, что он противоречил работе Ленина «Материализм и эмпириокритицизм»: на первичность материи я, что ли, покусился…

– О чём был ваш рассказ?

– Разумеется, не о материи. Не помню, но, наверное, герой сказал что-то типа: «Мечта важнее всего». Вообще, самое главное, для чего нужна литература: она ставит зеркало, в котором общество видит себя красивым и значительным. Она возвышает нас в наших собственных глазах. Если этого не происходит, люди начинают страдать от эстетического авитаминоза. Советский Союз наполовину был разрушен эстетическим авитаминозом: нам перестала казаться красивой жизнь, которой мы живём.

Красивы были джинсы, джаз, хиппи, рок-н-ролл до утра... Это было круто. Но мы начинали презирать своё. И утрачивали чувство гордости, которое совершенно необходимо – и каждому человеку, и нациям. Мне бы не хотелось повторять эту ошибку.

Люди, читая наш журнал, должны видеть, что они достойны воспевания не меньше, чем Наташа Ростова и Андрей Болконский. Что мы живём в необыкновенной интересной стране с трагическим, но грандиозным прошлым. Грандиозность важнее, чем комфорт, – для самоощущения. Для неиссякаемого трагического романтизма.

Иногда звучит мнение, что литературы больше нет. Но не бывает эпох, когда нет литературы. Всегда есть люди, чей взгляд украшает нашу жизнь, возвышает её.

И, в частности, в «Неве» я открыл рубрику «Нестоличная Россия»: мы находим таланты, публикуем их рукописи. И читатель понимает, что живёт в очень интересной стране, в которой нет провинции, а всюду есть очень интересные люди.

– Как писал Довлатов: «Нет географической провинции, есть провинция духовная».

– Совершенно верно. То есть я говорю об эстетическом патриотизме. Каким был проникнут Пушкин, который превращал в красоту всё, на что падал его взгляд: и Медного всадника, и пугачёвский бунт. Ужасный бунт, с одной стороны, а с другой стороны, как он его изобразил! Думаю, что наш журнал служит эстетическому патриотизму. Не боюсь теперь этого слова. <...>